Неточные совпадения
— Нет, но они не будут напечатаны, — поспешно и смутясь
ответил Самгин. — А почему вы знаете, что
автор — Иноков?
И
автор на это смело
ответит...
Платов ничего государю не
ответил, только свой грабоватый нос в лохматую бурку спустил, а пришел в свою квартиру, велел денщику подать из погребца фляжку кавказской водки-кислярки [Кизлярка — виноградная водка из города Кизляра. (Прим.
автора.)], дерябнул хороший стакан, на дорожний складень Богу помолился, буркой укрылся и захрапел так, что во всем доме англичанам никому спать нельзя было.
— Может быть, и это, —
отвечал Неведомов, — но, во всяком случае, — это одно из самых капризнейших и неудачнейших произведений
автора.
— Калинович, —
отвечал он, ожидая, что тот спросит, не
автор ли он известной повести «Странные отношения», но студент не спросил.
— Да, —
отвечал тот и обратился к старухе: — Калинович ко мне, ma tante, приехал, один
автор: можно ли его сюда принять?
— Дзенкуен, опручь гербаты ниц венцей [Благодарю, кроме чаю, ничего не хочу (Прим.
автора.).], —
отвечал Аггей Никитич, и все потом занялись чаем, который, как известно, вызывает несколько к разговорчивости, что немедля же и обнаружила пани Вибель.
Все они
ответили ему без замедления и в весьма лестных выражениях отзывались о капитальности труда и о красноречии
автора, но находили вместе с тем, что для обнародования подобного рода историй не пришло еще время.
— Pardon! —
ответил на это небрежно Аггей Никитич и присовокупил пани Вибель по-польски: — То быдло, недосыць, же ноги подставя, але и сам сиен еще обража. [Эта скотина ноги подставляет, да еще сам потом кричит (Прим.
автора.).]
Спросите себя: что было бы с Аделью, если б
авторам вздумалось продолжить свою пьесу еще на пять таких же актов, и вы можете безошибочно
ответить на этот вопрос, что в продолжение следующих четырех актов Адель опять будет осквернять супружеское ложе, а в пятом опять обратится к публике с тем же заявлением.
А вот на этот вопрос
автор не дает ответа, а надо
ответить.
Советник
отвечал ему: «„Тысячи“; например,
автор прямо говорит, что у жены директора гимназии бальное платье брусничного цвета, — ну разве не так?» Это дошло до директорши, та взбесилась, да не на меня, а на советника.
— Редакции не обязаны мотивировать свои отказы и
отвечать по существу дела: для этого не хватило бы времени. Если каждый отвергнутый
автор полезет с объяснениями, когда же он сам будет писать?.. Нет, это дело нужно оставить.
Ходил в театр: давали пьесу, в которой показано народное недоверие к тому, что новая правда воцаряется. Одно действующее лицо говорит, что пока в лежащих над Невою каменных «свинтусах» (сфинксах) живое сердце не встрепенется, до тех пор все будет только для одного вида.
Автора жесточайше изругали за эту пьесу. Спрашивал сведущих людей: за что же он изруган? За то, чтобы правды не говорил,
отвечают… Какая дивная литература с ложью в идеале!
Само собою разумеется, что он при этом может пользоваться всеми средствами, какие найдет пригодными, лишь бы они не искажали сущности дела: он может вас приводить в ужас или в умиление, в смех или в слезы, заставлять
автора делать невыгодные для него признания или доводить его до невозможности
отвечать.
— Право, не знаю, не я
автор этих изречений, —
отвечал Бегушев.
Она разливала чай и получала выговоры за лишний расход сахара; она вслух читала романы и виновата была во всех ошибках
автора; она сопровождала графиню в ее прогулках и
отвечала за погоду и за мостовую.
Мне кажется, я нисколько не преувеличил,
ответив товарищу, что это отношение не грубее тех, какие существуют у
авторов серьезных статей друг к другу.
В рассказах Глинки (композитора) занесен следующий факт. Однажды покойный литератор Кукольник, без приготовлений, «необыкновенно ясно и дельно» изложил перед Глинкой историю Литвы, и когда последний, не подозревая за
автором «Торквато Тассо» столь разнообразных познаний, выразил свое удивление по этому поводу, то Кукольник
отвечал: «Прикажут — завтра же буду акушером».
Получили вы, для более разборчивой переписки, рукопись господина Арцыбашева?» Погодин
отвечал, что «рукопись эта написана рукою самого
автора, с неимоверною точностью, по особенной методе знаков и сокращений, что всякий переписчик необходимо наделает сотни ошибок, а потому он решается не печатать статьи и возвратить рукопись
автору».
Загоскин, с таким блестящим успехом начавший писать стихи, хотя они стоили ему неимоверных трудов, заслуживший общие единодушные похвалы за свою комедию в одном действии под названием «Урок холостым, или Наследники» [После блестящего успеха этой комедии на сцене, когда все приятели с искренней радостью обнимали и поздравляли Загоскина с торжеством, добродушный
автор, упоенный единодушным восторгом, обняв каждого так крепко, что тщедушному Писареву были невтерпеж такие объятия, сказал ему: «Ну-ка, душенька, напиши-ка эпиграмму на моих „Наследников“!» — «А почему же нет», —
отвечал Писарев и через минуту сказал следующие четыре стиха...
Читатель все еще ждет чего-то, но далее уже идет дело о письмах, полученных
автором, на которые он собирался
отвечать и никак не может собраться.
«Все это прекрасно, —
отвечаем мы, — статьи написаны превосходным слогом и делают честь благородству чувствований их
авторов; но нас интересует не слог и не благородство писателей, а практическое значение их идей.
— Пожалуйте [Это значит — примите. (Прим.
автора.)], —
отвечает питерец, встряхнув головой.
Чего именно желал Радищев?» И говорит за него: «На сии вопросы вряд ли мог он сам
отвечать удовлетворительно», то есть, по мнению Пушкина, несчастный
автор, печатая свое «Путешествие», сам не понимал, к чему он это делает [и не имел в виду никакой определенной цели].
Не есть ли то, чего вы требуете для драмы, религиозное поучение, дидактизм, то, что называется тенденциозностью и что несовместимо с истинным искусством?» Под религиозным содержанием искусства,
отвечу я, я разумею не внешнее поучение в художественной форме каким-либо религиозным истинам и не аллегорическое изображение этих истин, а определенное, соответствующее высшему в данное время религиозному пониманию мировоззрение, которое, служа побудительной причиной сочинения драмы, бессознательно для
автора проникает все его произведение.
— Он сослан в Камчатку, —
отвечал офицер, наряженный в экзекуцию. [Участь Зуды облегчена, без всякого, однако ж, со стороны его домогательства, потому только, что он в самом начале борьбы Волынского с Бироном уговаривал первого не вступать в нее. До ссылки наказан он, однако ж, плетьми. Одну участь и в одно же время с Эйхлером имел генерал-кригскомиссар Соймонов. (Примеч.
автора.)]
Впрочем, чтобы
отвечать от лица школы целой страны, надо, чтобы дело имело надлежащую санкцию, и потому
автор решил представить свой труд самому герцогу.
На этом месте я, моего читателя всепокорный слуга и
автор, излагающий эту повесть, позволил себя перебить Оноприя Опанасовича Перегуда почтительным замечанием, что допрашиваемые люди могли ему не поверить, что он вправе бить их кнутом и пытать на пытке, но он
отвечал...